«Пришло время вспоминать», – мне теперь часто приходят на ум эти слова любимого мной писателя В.Астафьева.

Я вспоминаю родное село Изобильное довоенного времени. Вольная степь, исхоженная с ранней весны до глубокой осени нашими детскими ногами, не знавшими обуви. Босиком, гурьбой, еле дождавшись, когда стает снег, мы бежали в степь за подснежниками с «копачами». Корни этих ранних цветов считались у нас съедобными. Не перечесть всех трав, которые мы съедали за лето! Степь нас кормила и согревала (степным «кураем» отапливались зимой сельские хаты), и мы ее любили.

Разве сравнить тогдашнюю чистую и вольную с теперешней загаженной, захламленной. Грустно и больно становится, когда видишь ее такой искалеченной и загубленной.

Первый день войны. У нас не было радио, и мы утром еще ничего не знали. Ушли ватагою в степь: около хутора Спорного поспела степная земляника. Возвращались домой после полудня усталые и очень довольные. Когда услышали крики и плач во дворах на окраине, испугались и помчались домой. Слово «война» нам сразу было не осознать, но, что в каждый дом пришло большое горе, это мы поняли сразу.

Уходили на войну мужчины, наши отцы и братья. Готовили спешно женщины им нехитрые «подорожники» и кричали в голос, как по покойникам, зная и чувствуя, что немногим из них суждено вернуться к родному дому. Да и на кого оставляли надежа-хозяин или сын-кормилец старуху-мать или жену с детьми…

Помню и первую «похоронку», что пришла на нашу улицу. Погиб сын тетки Марфы, Федор Куцеволов, лейтенант, недавно окончивший военное училище, гордость всей Куцеволовской родни. А сколько таких «похоронок» потом было!

На нашей улице жили грузчики. Неграмотных, необученных, их забрали в первые дни войны и всех убили. Никто их после ни в какие списки не записывал, как будто они и не жили вовсе. А вдовы грузчиков, оставшись с кучей детей, сами стали грузчицами на элеваторе, тем и спасли себя и детей своих от голода и смерти.

(из статьи: Об отце

В первые дни Отечественной мужчин нашей улицы всех взяли на фронт. Неграмотные, не обученные ничему военному, они все погибли. А их вдовы получили печальные «похоронки», накричались в голос над ними и, оставшись с кучей малых детей, чтоб прокормить их, пошли на тот же элеватор грузчицами. Таскали на себе тяжелые мешки в вагоны-«пульманы». Приносили домой, сколько удавалось, в карманах и сумках этого хлеба. Их ловили, судили.)

Помню отступление наших частей и приход в село немцев. Страшно было всем: и большим и маленьким. Горел элеватор, дымилось что-то на нефтебазе. Пахло гарью, горелой пшеницей. В оставленных учреждениях ветер гонял какие-то бумаги.

Захват села немцы отметили сразу по-своему, по-арийски. Проехали по улицам, собрали всех евреев и зверски уничтожили их за селом, в районе бывшей «салотопки». Это скорбное место города у нас ничем не отменено.

Дни оккупации скрашивались надеждой и ожиданием прихода наших. Собирались вечерами с соседями в хатах, за плотно закрытыми ставнями, занавешенными окнами, мечтали: «Вот придут наши и тогда…»

В январе 43-го село встретило освободителей. Этот день был омрачен гибелью двух разведчиков-гвардейцев: Шептия и Гулиева. На траурном митинге в парке выступил майор части, прозвучал залп. Женщины оплакали погибших, вспомнив и своих воинов, о судьбах которых они ничего не знали.

Село начало восстанавливаться. И было что восстанавливать: взорванная мельница, разрушена построенная перед войной двухэтажная школа, не работала железнодорожная станция, почта, больница. В колхозе не сохранился инвентарь, не было посевного материала.

Люди не ждали, когда их позовут работать. Несмотря на зимнюю стужу, шли и делали все, что нужно было делать, чтобы быстрее наладить нормальную жизнь в селе. Вместе со взрослыми трудились и 10-14-летние дети, они ведь, как известно, в войну взрослели быстрее.

Теперь им, моим односельчанам-ровесникам, далеко за шестьдесят. Хочется поздравить их с 50-летием Победы, пожелать здоровья, уважительного  к ним отношения. Они этого заслужили.

В. Новикова

«Наше время»

29.04.1995 г.